Анна Ганичева: ребенок - самый сложный зритель и самый благодарный

Актриса Анна Ганичева станет главным лицом Тюменского театра кукол на театральной неделе, посвященной Международному дню кукольника и Всемирному дню театра, с 21 по 27 марта.

Актер, которому посвящена театральная неделя, сам выбирает, что будут ставить в театре. О том, что такое природа кукольника, о любви к профессии, о театральной жизни Анна Ганичева беседовала с корреспондентом ИА "Тюменская линия".

- Актеры вживаются в образы, а вы вживаетесь в куклы? Это сложнее?

- Это, безусловно, мастерство. И я скажу вам откровенно, если не пройти школу кукольника, то надо потратить много лет, чтобы начать чувствовать куклу. Это школа выживания, армия.

С чего начинается тренаж? Берешь куклу любую в руку, и тебе говорят: "Руки задрали и стоим". А бывают куклы весом по 25 килограммов. Если не пройти эту школу и прийти с драматического театра, нужно, чтобы прошло много лет, прежде чем полюбишь куклу. Либо надо обладать природой кукольника - любить куклу безумно и чувствовать, как она живет.

- Что такое природа кукольника?

- Природа кукольника - забыть о себе и любить больше персонаж, который у тебя в руках. И понимать, что тебя не знают и не узнают и не будут знать. Ты выходишь на сцену не для того, что удовлетворить собственные амбиции, а донести то высокое, зачем тебя на сцену поставили. Я не говорю сейчас о драмтеатре, нет! Но я говорю о том, какую жертву приносят актеры-кукловоды. Находясь за ширмой, я могу тысячу раз понравиться зрителю! Но я пойду по улице, и меня не узнают. Никто кукольников не знает. С детьми всегда так. Когда выходишь на поклон, особенно в черном кабинете, дети спрашивают: "Мама, а зачем они трогают их руками? Они сами все могут! Не трогайте героев руками".

Природа кукольника - это забыть о себе, быть безамбициозным в этом плане, работать не на поклон и аплодисменты, а просто на кайф, на то, что я люблю куклу, и мы с ней сотрудничаем. Я не знаю, как это объяснить. Это просто волшебство. Природа кукольника - это видеть необычное в обычном: в салфетке - волну, море или птицу, оживить неоживляемое.

Актер-кукольник не имеет права забирать на себя внимания больше, чем это делает кукла. Мы не имеем права мимикой сильно работать - у нас называется это "хлопотать лицом". Не имеем права кивать головой, не имеем права дублировать их движения. То есть если я держу в руках куклу и она поворачивается, я не имею права за ней повторять.

- А не обидно становится, что это спектакли для детей?

- Нет. А кто может быть более чистым, более правдивым в искусстве, чем дети? Пришел бы полный зал взрослых людей. Сели в красивых платьях. Ты можешь с красивым лицом посидеть, поблагодарить, выйти.

Дети этого себе позволить не могут. Если ребенку неинтересно, его хоть на минутку хватит, чтобы просидеть? Если он чувствует обман, если неинтересно здесь, не захватили его, не затянули, он даже лица держать не будет, он не может врать. Поэтому самый сложный зритель и самый благодарный - это ребенок. Если он радуется, то он радуется на весь зал, если он говорит: "Мама, ну когда мы пойдем домой?", это будет тоже на весь зал.

- Но это же тяжело?

- Зато правда! Зато как классно понимать, что тебя любят за то, что ты реально историю протащил, в детей вложил что-то. Для меня гораздо важнее, что ребенок пришел и увидел мою даже пусть отрицательную роль, он сказал: "Какая дрянь. Я никогда так в жизни поступать не буду!". Вот это мой вклад. И это меня греет гораздо больше, чем любое мое личное достижение в театре кукол. Я вижу в этом предназначение. Я знаю, что у каждого человека есть предназначение и есть миссия. И я понимаю, где я, что я и для чего я это делаю. И больше мне ничего не надо.

- А получить звание заслуженного артиста России не хочется?

- И что это даст? Статус за прибавку к зарплате? Я уважаю наших заслуженных артистов за то, что они обыкновенные люди. Вот убери у него звание заслуженного артиста, и все равно он любим. Как правильно однажды сказал Сергей Анатольевич, когда мы разговаривали с ним по душам, все мои заслуги - в копилку маме, не мне лично. Они мне не столько нужны, сколько нужны маме. Чтобы она понимала, что жизнь прожита не зря.

Может быть, у меня ценности какие-то другие в жизни, но я очень люблю свою профессию, я отдаюсь ей полностью. Я понимаю, что бог дал мне талант, бог дал мне профессию, бог дал мне место, где я должна это делать. Значит, я должна это делать качественно.

Не буду лукавить, неприятно уходить с постановки, когда тебя не благодарит режиссер. Но у нас такого нет. Мы - люди, которые знают, что такое благодарность и наша ценность.

- Но цветы от публики хочется получать? Это же ребятишки, они не принесут цветов.

- Не принесут. Так вы представляете, кто здесь находится, значит, он не для этого здесь находится. Выходить на сцену для цветов? Значит, надо было работать в цветочном отделе и получать те, которые подвяли, которые списывают. Зачем? Я не вижу смысла работать для поклона.

Я пришла поступать на драматическую актрису. Потому что просто не знали, что такое театр кукол. В этот год набирался только кукольный курс. Я была в ужасе и не знала, что делать. Как это я спрячусь где-то? Если человек действительно любит свою профессию, то он не обращает на это внимания.

Я шла целенаправленно в драмтеатр. А что скрывать? Большинство из нас не знают толком, что такое театр кукол. Он и не в каждом городе есть. В моем городе он был. Я ходила в него только в детстве. В подростковом возрасте детей в театр кукол не водят, а жаль. Потому что театр кукол - это не значит, что это театр для детей. Это значит, что это форма искусства. В Нижегородском театре кукол есть целый репертуар для взрослых, просто глаз не оторвать, когда тростевая кукла играет Хануму. Это мастерство, это высший пилотаж, если это делать искусно и правильно. Наоборот, когда эти актеры выходят, ты хочешь их увидеть, запомнить.

Вот я пришла в театр 12 лет назад, ко мне пришел зритель, которому три года. Сейчас ему 15. Если он меня полюбил, так что ему мешает как в филармонию ходить в мой театр каждую субботу и слушать? Просто надо взращивать своего театрального ребенка. И тогда театр кукол не будет рассматриваться как театр для детей, он будет рассматриваться как форма искусства, как любое другое, как театр оперы и балета, как ТЮЗ, как драмтеатр, как филармония. Это вид искусства.

- Актер - это кочевая профессия?

- Я думаю, нет. В нашей судьбе с мужем так не сложилось. Мы учились вместе на курсе "актер-кукловод". Мы с ним закончили Нижегородское театральное училище в 2005 году. Мы приехали сюда работать. Театральных заведений мало. А мы вообще товар штучный, потому что актерская школа кукольная есть не везде. Говорят, что самые крепкие - это Петербург (в Москве-то не учат кукольников), Нижний Новгород и Екатеринбург. Поэтому режиссеры приезжают на государственные экзамены к выпускникам. И просто их немного. Допустим, курс заканчивают от 15 до 20 человек. И все эти актеры должны разъехаться по городам. В Нижнем Новгороде работать негде. Я из Дзержинска, Саша - из Городца. И чтобы остаться в Нижнем Новгороде, нужны были условия и жилье.

Уехали, потому что поступали предложения из других городов. На то время у Тюмени были лучшие материальные предложения. Мы приехали сюда, посмотрели спектакль, посмотрели город. Решили остаться. Трудно судить о театре по спектаклю. Это сейчас мы его любим. Сейчас это вся наша жизнь.

Были и трудные годы. Вот кризис когда наступил, нам замораживали зарплату на несколько лет. Не бывает все время все гладко.

Стали работать здесь, полюбили театр и стали верой и правдой ему служить. Мы стали частью коллектива и частью лица театра. Мы много сюда вложили. Я не жалею, что мы переехали. Почти 12 лет мы здесь.

- Был ли человек, который поддержал и направил в работе?

- У меня есть очень хорошие отношения с нашим режиссером Натальей Явныч. Когда приехали, она была актрисой, мы с ней подружились. Человеческая, духовная и душевная поддержка была от Наташи. Приехав сюда, я поняла, что уже не пропаду, потому что есть родная душа.

Творческим наставником стал главный режиссер. Это был самый первый наш режиссер. Представляете, что такое режиссер для актера? Это человек, которому придется доверять всю свою жизнь. Ты смотришь на него и понимаешь: "Я должен ему верить, чтобы он сейчас ни поставил". Это обязанность актера: выходя на сцену, понимать, что какую бы ерунду, чепуху или гениальную вещь ни поставил режиссер - приезжий или любой, - я должен ему поверить. Чтобы он ни сказал, я должен это принимать, даже если мне это не нравится, даже если я не согласен, нужно сделать так, как он сказал. Такие правила. Надо следовать за ним. Это полководец.

И когда мы приехали, начали работать с Сергеем Анатольевичем Грязновым, не было постановки спектаклей, были вводы (Вводы актрисы ставящихся спектаклей. - Прим. авт.). Так получилось, что очень много молодых актеров тогда ушло. Труппа была очень маленькая. За один год (с сентября по июль) у меня было 22 ввода. Это не просто 22 роли, а 22 спектакля, в которых ты должен играть то, что тебе скажут (Чаще всего актеры-кукольники за один спектакль играют и озвучивают нескольких героев. - Прим. авт.). Нагрузка была колоссальная. И в тот момент Сергей Анатольевич был подмогой и опорой, он всегда был на вводах. Он давал подтексты, связанные с Нижним Новгородом. Допустим, я не могла сделать что-то по задаче. И он говорил: "Ань, ну ты как будто идешь по своей Варварке в училище" (Нижегородское театральное училище находится на Варварской улице. - Прим. авт.). И я иду, а у меня слезы просто градом льются. И он говорит: "Вот! Вот это и вспоминай". Когда я увидела его, я поняла, что человек наш, наши представления о творчестве, о театральной школе схожи, что мы из одного лукошка и кашу сварим.

Не скажу, что воспоминания всегда были приятными. Когда тебе 21 год, а на тебе столько ответственности, это очень тяжело. Мы были студентами - неприхотливыми, неизбалованными, трудолюбивыми, трудоспособными. Вспоминаю, и ком в горле. Это была школа жизни. Мы смиренно во все это пускались, оставались после, понимали, что не успеваем. Допустим, был у меня такой стресс: три дня до открытия сезона "Аленький цветочек", спектакль на афише, раскуплены билеты, а я понимаю, что даже слов не знаю, что мы еще просто не дошли. А слова-то непростые: "Да государь ты мой, батюшка. Да все дела, да тра-ля-ля", обороты вот эти все, сказки Пелагеи. И не знаю, как играть. И репетиций ни одной не было. У меня был вечер и утро, учила. Я вспоминаю это с замиранием сердца. Мне приходилось поддерживать себя: "Аня, все будет нормально". Но это только из-за молодости. Теперь мое сердце просто не выдержало бы такой нагрузки, это огромный стресс, это было очень энергозатратно.

- А теперь так разве не сможете?

- Сделаем! Вот последний спектакль "Как на Машу зубки обиделись". Нам раздали тексты раньше. Но после Нового года кто рванет в первый день их учить? За три дня до вызова на площадку я начала этот текст учить.

- Когда пришло понимание, что превращаешься в профессионала, и можно выдохнуть?

- После декретного отпуска, в 2011 году. Но скажу, что до конца этого чувства нет. После декрета все началось снова, словно я впервые ступила на сцену. Я разговаривала с собой: "Аня, вспомни себя. Ты же хорошая актриса".

- А что изменилось после декретного отпуска?

- Это как если спортом долго не занимаешься. Актерское мастерство - это мышца, как Миронов говорил. Если ты научился вызывать у себя эмоции, расшатал свою психику, чтобы входить в состояние тотального несчастья и полного счастья. Это как аппарат: включился - выключился. Это теперь мне не надо делать, потому что происходит все быстрей и легче, потому что эмоциональный аппарат расшатан, размотан. Хорошие актеры должны быть немножко психопатами. Они должны уметь переключаться. Как дети. Чем отличаются дети от взрослых? Умением моментально переключаться с радости на сострадание. Вот это умение переходить из состояния в состояние, оно должно быть у актеров выработано.

- Но оно же у актеров искусственное?

- Нет. Оно должно быть у тебя внутри. Должно быть воспоминание, в том-то и дело. Я и говорю, что психика расшатана. Это реально аппарат внутри, который дает тебе воспоминание о том, как это было. Если тебе надо сыграть, что все плохо, кто чем себя греет? Похоронами себя греют, возвращаются в это и вспоминают, как ушел отец.

- Это ужасно.

- Да. Это ужасно. Эта память - на санскрите называется saṃskṛtam - когда ты запоминаешь, как это было, и начинаешь усилием воли в себе вызывать это. Проходит время, и это начинает автоматически происходить.

- Хорошо. А если в жизни нет таких воспоминаний?

- Фантазия. Чтобы со мной произошло, если бы... Это называется верой в предлагаемые обстоятельства. Если ты в это веришь, то верит и тот, кто сидит в зале.